На лугу было свежо, тихо; трава, отяжеленная обильной росой, полегла к земле, казалась дымчатой, сизой.
- А ну, братцы-стожаровцы! Богатого вам укоса! - Дед Захар поплевал на ладони и сделал первый взмах косой. - Коси, коса, пока роса!
Следом за ним пошли лучшие косари-женщины.
Но старик быстро выдохся, отошел в сторону и занялся тем, что точил колхозницам затупившиеся косы.
Мальчишек Татьяна Родионовна поставила косить отдельно от взрослых, на мягкую, сочную траву около реки.
Федя стал с самого края участка, за ним пошли Степа Так-на-Так и Алеша Семушкин.
«Далеко не уйдут», - подумал Санька и занял место позади Семушкина.
Подошел Девяткин. Он был в своих тупоносых, непромокаемых башмаках, на боку висел футляр из светлой жести, из которого, как кинжал из ножен, выглядывал точильный брусок.
Заметив Саньку, он опасливо покосился и решил, что, пожалуй, следует держаться от него подальше. Но на всякий случай попробовал завести разговор:
- Брусочек у меня хорош, Коншак… Сам косу точит. Хочешь попробовать?
Но Санька будто не замечал Девяткина. Он опустил свою косу на траву, откинул наотмашь правую руку, и коса выписала первый полукруг.
«Еще денек, и совсем отойдет!» - ухмыльнулся Девяткин и пристроился косить вслед за Санькой.
А тот шел вперед.
Коса, легонько посвистывая, как челнок, сновала то влево, то вправо, с сочным хрустом срезала под корень пестрое луговое разнотравье и собирала в толстый взъерошенный валик.
«Песня, а не работа», - говорил, бывало, отец, и Санька подолгу мог любоваться, как он легко, точно играя, размахивал косой.
И сейчас мальчик старался во всем подражать отцу. Косу в руках держал твердо, к земле прижимал плотно и травы захватывал ровно столько, чтобы ни один стебелек не оставался неподрезанным.
А чего только не было в густой траве!
Вот коса срезала небольшой муравейничек, и белые яйца, как рисовые зерна, просыпались по кошанине. Выпорхнула из-под лезвия серая луговая куропатка и с жалобным писком побежала по траве. Точно капельки крови, мелькнули в зелени красные ягоды земляники.
Но не к лицу серьезному косарю бегать за куропатками, нагибаться за земляникой.
И Санька косил не останавливаясь. Уже побежало тепло по жилкам, разгорелись плечи и спина, все веселее и звонче пела коса.
Но чьи это впереди ноги?
- Берегись! Пятки подрежу! - озорновато закричал Санька.
Алеша Семушкин мельком оглянулся, стряхнул с носа капельки пота и еще быстрее замахал косой, чтобы оторваться от наседавшего сзади Саньки.
- А кого за вихры привязывать будем? - засмеялся Санька, оглядывая Алешин прокос, где оставались стебли нескошенной травы. - Эх ты, косарь-травоглад! Макушки только сбиваешь.
Алеша не нашелся что ответить, но косить стал медленнее и чище.
А Санькина коса посвистывала все ближе и ближе.
- Порядка не знаешь, - напомнил Санька. - Отстаешь - сворачивай в сторону, других не задерживай.
Семушкин с кислым видом уступил свое место Саньке, а сам пристроился позади всех косарей.
Санька поглядел на идущих впереди Степу и Федю. снял гимнастерку и, размахнувшись, бросил ее к ногам девчонок, которые разбивали граблями скошенную траву. «Ну что ж, была не была! Пусть Маша посмотрит, как ее дружок Федя запросит сегодня пощады. Это ему не в игры играть за околицей, не на грядках копаться».
- Смотри, раздевается, - толкнула Машу Зина Колесова. - Будет дело!
Девяткин поплевал на ладони, хекнул и крикнул:
- Правильно, Коншак! Загоняем их до упаду. Эгей, векшинские! Береги пятки!
Федя и Степа оглянулись и тоже разделись.
Молодые косари достигли конца делянки, сделали второй заход, потом третий, но порядок оставался тот же: Федя со Степой шли впереди, Санька с Петькой - сзади.
Неожиданно Степа чиркнул косой о булыжник, запрятавшийся в траве. Острие затупилось, и, сколько Степа ни шаркал по нему бруском, коса уже не срезала, а только приминала траву.
Санька с Петькой между тем наседали сзади.
Степа занял место вслед за Семушкиным.
Из-за леса неторопливо выкатилось огромное оранжевое солнце, решив, что наконец-то пора и ему начинать свой трудовой день. И луг, до того сизый и дымчатый, заиграл миллионами цветных огней, словно осыпанный самоцветами, расцветился такими яркими и чистыми красками, что молодые косари невольно залюбовались. Но ненадолго. Через минуту они вновь размахивали косами.
Теперь впереди Саньки и Девяткина оставался один Федя Черкашин. Он косил ровно, размашисто, крепко упирая ноги в землю и выставив вперед правое плечо. «Все равно догоню», - распаляясь, подумал Санька. Девяткин между тем начал выдыхаться.
- Не догнать нам, Коншак! - заныл он. - Ты поуже захватывай.
Санька оглянулся, вытер пот с лица, но ширины прокоса не уменьшил.
Но тут Петька заметил, что Федя сам косу точит редко, а все больше бегает к деду Захару.
- Неправильно так! - закричал он. - Мы сами точим, а тебе нянька помогает. А после деда Векшина любая коса, как бритва, режет.
Федя ничего не ответил, но после этого косу точил только своими руками.
«Нашла коса на камень», - подумал Девяткин и все чаще поглядывал на солнце, прикидывая, как скоро объявят перерыв на завтрак, или подолгу рассматривал лезвие косы, трогая его пальцем, и покачивал головой: я, мол, еще бы поработал, да вот коса затупилась.
Неожиданно он разрезал косой скрытое в траве осиное гнездо.