- Жадные вы, жадные пчелы! - засмеялась Маша. Она любила разговаривать вслух со всем, что жило на этой земле, - с пчелами, с травами, с телятами. - Смотрите, сколько цветов вам осталось! Я же нарвала совсем немножко. - И, встряхнув короткими волосами, Маша уже забыла про венок, сунула в рот пунцовую головку клевера и принялась высасывать сладкий цветочный сок.
Она была лакомка, Маша, и всегда умела найти в поле, на лугу, в лесу что-нибудь съедобное и вкусное.
Как только начинали зеленеть луга, она бегала с девчонками за щавелем. Потом подрастали дудки, остро пощипывающая язык кислица, сладковатый, с густым белым соком молочай, поспевала черемуха, земляника в лесу, черная смородина, малина, шиповник… И все лето Маша что-нибудь грызла, жевала, надкусывала. Язык ее становился шершавым, покрывался трещинами, окрашивался в разные цвета.
«Ты бы не каждую траву жевала! - сердилась мать. - Мало ли зелени на земле растет - всего не перепробуешь».
…Маша оглянулась. Санька по-кавалерийски расправлялся с колючим чертополохом. Взмах, удар, оттяжка. Прут свистел, как сабля. Но чертополох был живуч и только вздрагивал от ударов да насмешливо кивал Саньке крупным малиновым цветком, распустившимся на макушке. Гибкий прут не выдержал и переломился.
- Ой, не годишься ты в кавалерию, Саня! Совсем неспособный, - засмеялась Маша.
Санька вспыхнул и отбросил обломок прута. Маша протянула ему пучочек клевера:
- Ты попробуй. Вкусно-то как! Прямо чай с медом.
Санька засунул руки в карманы - он не охотник до таких сладостей.
- А вот и закусочка к чаю, - сказала Маша и, сорвав пустотелую дудку, очистила ее от кожицы и, звучно хрустя, принялась грызть, точно морковку.
- Да ты всю траву пожуешь, - усмехнулся Санька и взял у Маши кусочек клевера. Пососал одну головку, другую. И правда, это было вкусно.
Так, лакомясь и болтая, они миновали луг, спустились к речке, перебрались по дощатому, шлепающему по воде настилу на другой берег и поднялись на пригорок.
Кряжистый, искривленный дуб шумел на ветру. Маша глянула на Саньку, и веселый огонек блеснул в ее глазах. Подскочила к дубу и быстро, как по лесенке, вскарабкалась вверх.
- Саня, залезай сюда!
Санька оглянулся - кругом никого. Он не заставил себя просить, залез на дерево, но уже выше, чем девочка. Прогнулись под ним тонкие сучья, вот-вот обломятся. С опаской поглядела на него Маша.
Широко раскинулись перед детьми зеленые поля, перелески, петлистая лента реки, дороги, белые тропинки.
- Чьи это лошади там пасутся? - Санька вгляделся в сторону. - Наши или нет?
- Саня, а как отсюда видно все хорошо! - восхищенно шепнула Маша. - Смотри, вон школа! А вон три окна у крыльца - это наш класс. Ты знаешь, в новом году наш седьмой класс на втором этаже будет… - Она вдруг спохватилась и растерянно посмотрела на мальчика. - Саня… а что ж ты матери про школу скажешь?
- Скажу что-нибудь. - Он насупился и спустился с дерева на землю.
Раздалось конское ржание. Несколько мальчишек гнали через луг, к реке, табун лошадей.
- Наши! - Санька махнул Маше рукой и по крутому откосу ринулся вниз, к табуну.
Весенняя страда спала, и Катерина решила весь воскресный день посвятить дому и ребятам. «Совсем я не вижу их… как сироты бегают».
Она вымыла пол, напекла пирогов, застелила стол чистой скатертью и усадила детей завтракать.
Заметила проходивших мимо окон Машу с Федей, поманила их в избу:
- И вам место найдется. Садитесь-ка за компанию.
Маша не заставила себя долго просить, но Федя, встретившись глазами с Санькой, точно прирос к порогу.
- Меня дедушка ждет… Домой надо, - твердил он.
- Так уж ты и пироги не любишь? - засмеялась Катерина и, взяв мальчика за руку, усадила его за стол рядом с Санькой.
Тот отодвинулся от Феди, словно от горячей печки, и весь завтрак просидел молчаливый, одеревенелый, и Феня даже сказала, что Санька не иначе, как проглотил аршин.
После завтрака мать предложила написать письмо отцу.
Хотя Коншаковы давно не получали ответных писем, но Катерина не нарушала заведенного порядка, и письма Егору отсылались довольно часто.
- Чья очередь-то, ребята? - спросила Катерина.
- Моя, моя! - Феня быстро заняла место в переднем углу, достала чернила и бумагу. - Санька и так два раза без очереди писал.
Санька не спорил. Он вдруг вылез из-за стола и потянулся за пилоткой.
- Уходишь? - удивилась мать. - А письмо?
- Нет, нет! - спохватился Санька. - Мухи вот… окаянные… - И, распахнув окно, он с таким усердием начал размахивать пилоткой, словно изгонял не мух, а рассвирепевших пчел.
Катерина принялась диктовать Фене письмо. Рассказала про дела в бригаде, в колхозе, упомянула о том, как хорошо и дружно развиваются посевы на Старой Пустоши.
В избу заглянул Петька Девяткин и поманил Саньку на улицу - есть срочное дело.
- Обожди! - зашикала на него Маша. - Видишь, письмо пишут.
Петька присел у порога.
- Ну как, Феня, все написала? - Катерина заглянула в письмо. - Теперь ваша, ребята, очередь. Как год закончили… Порадуйте отца.
Первым делом было сообщено об успехах Никитки; для этого его позвали с улицы и заставили собственноручно нацарапать: «Папа, я кончил первый класс, перешел во второй, скорей побей фашистов и приезжай к нам, твой сын Никита».
Потом Феня написала о себе. Написала очень скупо, потому что была застенчивой девочкой и всегда боялась перехвалить себя.
- Нет, нет! - запротестовала Маша. - Ты перешла в пятый класс с похвальной грамотой. И учительница тебя очень хвалит. Зачем скрываешь?